/Внимание! Материал содержит ненормативную лексику./

Масштаб любого гения трудно оценить и современникам, и потомкам. Первым — потому что «большое видится на расстоянии», вторым — потому, что кроме расстояния, восприятию мешает множество чужих суждений и оценок…

Так и с творчеством Пушкина: все знают, что гений, а адекватного восприятия нет. С одной стороны, высокие строки «Избранного», тысячи раз перепечатанные, спетые на разный мотив и заученные наизусть с начальной школы. С другой — сборники матерных стихов все того же Александра Сергеевича Пушкина. Полноте, один ли это поэт?!

Да, один. Единственный и неповторимый, Пушкин А. С. И гений его прежде всего и состоял в глубоком владении русским языком: не надуманным рафинированным языком аристократии, но и не примитивным просторечием. Из сказок няни, из разговоров дворовых мужиков, из самых разных книг, из вольных бесед лицеистов, из общения с самыми образованными людьми своего времени вырастал и выкристаллизовывался Поэт, который впервые заставит «изъясняться по-русски» не только женскую любовь, но и русскую поэзию как таковую.

Это с песнях про райские кущи площадная брань неуместна. А когда спокойно пишешь «про дождь, про лен, про скотный двор», мат оказывается всего лишь частью выразительных средств языка.

Так и вышло у Пушкина. С юношеских пор друзья отмечали его умение вставить в свою речь крепкое словцо. И в стихах Пушкина мат тоже присутствует, как бы ни старалась цензура последовавших веков прикрыть его многочисленными многоточиями. Причем заметим, что речь идет не про сказки или любовные стихи, а про дружеские эпиграммы, или стихи о вольных похождениях в младые годы, или про сатирические произведения, или же мат «точечно» используется в описаниях бытовых сцен и привычек — одним словом, Пушкин владеет матерщиной так же умело и органично, как и всеми прочими средствами русского языка. Стоит ли ставить это ему в вину?

Сегодня трудно сказать, насколько сам поэт был готов к публичному распространению своих матерных стихов. Скорей всего, в большинстве случаев эти строки адресовались в письмах конкретным людям или предназначались для дружеских бесед, а вовсе не для эпатирования широкой публики. И уж совсем неестественно выглядят попытки собрать и опубликовать отдельно только похабные строки Пушкина.

Поэзия гения упряма и не поддается «причесыванию» так же, как и его африканские кудри. Но присутствие мата в стихах не меняет роли Пушкина в истории русской литературы.

Недавно тихим вечерком

Недавно тихим вечерком
Пришел гулять я в рощу нашу
И там у речки под дубком
Увидел спящую Наташу.
Вы знаете, мои друзья,
К Наташе вдруг подкравшись, я
Поцеловал два раза смело,
Спокойно девица моя
Во сне вздохнула, покраснела;
Я дал и третий поцелуй,
Она проснуться не желала,
Тогда я ей засунул х.й —
И тут уже затрепетала.

К кастрату раз пришел скрыпач

К кастрату раз пришел скрыпач,
Он был бедняк, а тот богач.
«Смотри, сказал певец безм.дый, —
Мои алмазы, изумруды —
Я их от скуки разбирал.
А! кстати, брат, — он продолжал, —
Когда тебе бывает скучно,
Ты что творишь, сказать прошу».
В ответ бедняга равнодушно:
— Я? я м.де себе чешу.

Как широко, как глубоко!

Как широко,
Как глубоко!
Нет, бога ради,
Позволь мне сзади.

Хоть тяжело подчас в ней бремя,
Телега на ходу легка;
Ямщик лихой, седое время,
Везет, не слезет с облучка.

С утра садимся мы в телегу;
Мы рады голову сломать
И, презирая лень и негу,
Кричим: пошел! еб.на мать!

Но в полдень нет уж той отваги;
Порастрясло нас; нам страшней
И косогоры и овраги;
Кричим: полегче, дуралей!

Катит по-прежнему телега;
Под вечер мы привыкли к ней
И, дремля, едем до ночлега —
А время гонит лошадей.

Орлов с Истоминой в постели

Орлов с Истоминой в постеле
В убогой наготе лежал.
Не отличился в жарком деле
Непостоянный генерал.
Не думав милого обидеть,
Взяла Лаиса микроскоп
И говорит: «Позволь увидеть,
Чем ты меня, мой милый, *б».

А шутку не могу придумать я другую…

Будь мне наставником в насмешливой науке,
Едва лукавый ум твой поимает звуки,
Он рифму грозную невольно затвердит
И память темное прозванье сохранит.

Блажен Фирсей, рифмач миролюбивый,
Пред знатью покорный, молчаливый,
Как Шаликов, добра хвалитель записной,
Довольный изредка журнальной похвалой,

Невинный фабулист или смиренный лирик.
Но Феб во гневе мне промолвил: будь сатирик.
С тех пор бесплодный жар в груди моей горит,
Браниться жажду я — рука моя свербит.

Клим пошлою меня щекотит остротой.
Кто Фирс? ничтожный шут, красавец молодой,
Жеманный говорун, когда-то бывший в моде,
Толстому тайный друг по греческой методе.
Ну можно ль комара тотчас не раздавить
И в грязь словцом одним глупца не превратить?

А шутку не могу придумать я другую,
Как только отослать Толстого к х*ю.

И в глупом бешенстве кричу я наконец
Хвостову: ты дурак, — а Стурдзе: ты подлец.

Так точно трусивший буян обиняком
Решит в харчевне спор падежным кулаком.

От всенощной вечор идя домой…

От всенощной вечор идя домой,
Антипьевна с Марфушкою бранилась;
Антипьевна отменно горячилась.
«Постой, — кричит, — управлюсь я с тобой;
Ты думаешь, что я уж позабыла
Ту ночь, когда, забравшись в уголок,
Ты с крестником Ванюшкою шалила?
Постой, о всем узнает муженек!»
— Тебе ль грозить! — Марфушка отвечает:
Ванюша — что? Ведь он еще дитя;
А сват Трофим, который у тебя
И день и ночь? Весь город это знает.
Молчи ж, кума: и ты, как я, грешна,
А всякого словами разобидишь;
В чужой пи*де соломинку ты видишь,
А у себя не видишь и бревна.

Сводня грустно за столом…

Сводня грустно за столом
Карты разлагает.
Смотрят барышни кругом,
Сводня им гадает:
«Три девятки, туз червей
И король бубновый —
Спор, досада от речей
И притом обновы…

А по картам — ждать гостей
Надобно сегодня».
Вдруг стучатся у дверей;
Барышни и сводня
Встали, отодвинув стол,
Все толкнули ,
Шепчут: «Катя, кто пришел?
Посмотри хоть в щелку».

Что? Хороший человек…
Сводня с ним знакома,
Он целый век,
Он у них, как дома.
в кухню руки мыть
Кинулись прыжками,
Обуваться, пукли взбить,
Прыскаться духами.

Гостя сводня между тем
Ласково встречает,
Просит лечь его совсем.
Он же вопрошает:
«Что, как торг идет у вас?
Барышей довольно?»
Сводня за щеку взялась
И вздохнула больно:

«Хоть бывало худо мне,
Но такого горя
Не видала и во сне,
Хоть бежать за море.
Верите ль, с Петрова дня
Ровно до субботы
Все девицы у меня
Были без работы.

Четверых гостей, гляжу,
Бог мне посылает.
Я им вывожу,
Каждый выбирает.
Занимаются всю ночь,
Кончили, и что же?
Не платя, пошли все прочь,
Господи мой боже!»

Гость ей: «Право, мне вас жаль.
Здравствуй, друг Анета,
Что за шляпка! что за шаль,
Подойди, Жанета.
А, Луиза, — поцелуй,
Выбрать, так обидишь;
Так на всех и ,
Только вас увидишь».

«Что же, — сводня говорит, —
Хочете ль Жанету?
В деле так у ней горит
Иль возьмете эту?»
Бедной сводне гость в ответ:
«Нет, не беспокойтесь,
Мне охоты что-то нет,
Девушки, не бойтесь».

Он ушел — все стихло вдруг,
Сводня приуныла,
Дремлют девушки вокруг,
Свечка
Сводня карты вновь берет,
Молча вновь гадает,
Но никто, никто нейдет —
Сводня засыпает.

Накажи, святой угодник…

Накажи, святой угодник,
Капитана Борозду,
Разлюбил он, греховодник,
Нашу матушку пи*ду.

Увы! напрасно деве гордой
Я предлагал свою любовь!
Ни наша жизнь, ни наша кровь
Ее души не тронет твердой.
Слезами только буду сыт,
Хоть сердце мне печаль расколет.
Она на щепочку ,
Но и не позволит.

К портрету Каверина

первый вариант (без цензуры)

В нем пунша и войны кипит всегдашний жар,
На Марсовых полях он грозный был рубака,
Друзьям он верный друг, в бордели он ебака,
И всюду он гусар.

В нем пунша и войны кипит всегдашний жар,
На Марсовых полях он грозный был воитель,
Друзьям он верный друг, красавицам мучитель,
И всюду он гусар.

Лермонтов без купюр (почти)

По требованиям цензуры многие тексты Лермонтова в дореволюционных и советских изданиях публиковались с сокращениями или изъятиями. Эти пропуски перепечатываются до сих пор. Arzamas предлагает узнать, что на самом деле сказал Лермонтов

1) Лермонтов М. Ю. Письмо Раевскому С. А., 16 января . Тарханы. Лермонтов М. Ю. Сочинения: В 6 т. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954–1957. Т. 6. Проза, письма. — 1957. — С. 433–434.

Полный текст приводится по источнику:
Копия: РО ИРЛИ. Ф. 524. Оп. 2. № 133. Л. 1 — 1 об. — на двойном листе, вместе с копией письма Раевскому от начала марта 1837 г. Под вторым письмом помета: «Копии дословно верны с подлинниками. — И. Е. Цветков» (Л. 2).

2) Лермонтов М. Ю. Письмо Раевскому С. А. . Лермонтов М.Ю. Сочинения: В 6 т. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1954–1957. Т. 6. Проза, письма. — 1957. — С. 437–438.

Полный текст приводится по источнику:
Копия: РО ИРЛИ. Ф. 524. Оп. 2. № 133. Л. 2. — на двойном листе, вместе с копией письма Раевскому от 16 января 1836 г. Под письмом помета: «Копии дословно верны с подлинниками. — И. Е. Цветков».

3) Лермонтов М. Ю. О, как мила твоя богиня… Лермонтов М. Ю. Полное собрание стихотворений: В 2-х т. — Л.: Сов. писатель. Ленингр. отд-ние, 1989. Т. 2. Стихотворения и поэмы. — 1989. — С. 513.

Полный текст приводится по источнику:
Меринский А. М. М. Ю. Лермонтов в юнкерской школе. Русский мир. 1872. № 205. 10 августа. С. 1; купюра восстанавливается по письму Меринского к П. А. Ефремову от 3 февраля 1862 г. (РО ИРЛИ. Ф. 524. Оп. 4. № 25. Л. 135 об.)

4) В. Г. Белинский — В. П. Боткину [о Лермонтове] от 16–21 апреля 1840 г. Белинский В. Г. Полное собрание сочинений и писем: В 13 т. Т. 11: Письма 1829–1840. М., 1956. С. 509.

Полный текст приводится по источнику:
Щеголев П. Е. Книга о Лермонтове: В 2-х кн. Вып. 2. Л.: Прибой, 1929. С. 45.

5) Вчера и сегодня. 1845. Кн. 1. С. 94.

Полный текст приводится по источнику:
Автограф: ОПИ ГИМ. Ф. 445. No 227а. Л. 45 — беловой, в тетради Чертковской библиотеки.

Из книги «Знакомство с русскими поэтами»

Не много уже времени оставалось Пушкину украшать отечественную словесность зрелыми плодами своего гения, когда появился другой необычайный талант, обещавший наследовать его славу, если бы и ему не предназначен был еще более краткий срок на литературном поприще и не ожидала его такая же роковая судьба, как и нашего великого поэта. Я хочу говорить о Лермонтове; он еще был тогда лейб-гусарским юнкером в гвардейской школе, и никто о нем не слыхал. Однажды его товарищ по школе, гусар Цейдлер, приносит мне тетрадку стихов неизвестного поэта и, не называя его по имени, просит только сказать мое мнение о самых стихах. Это была первая поэма Лермонтова «Демон». Я был изумлен живостью рассказа и звучностью стихов и просил передать это неизвестному поэту. Тогда лишь, с его дозволения, решился он мне назвать Лермонтова, и когда гусарский юнкер надел эполеты, он не замедлил ко мне явиться. Таково было начало нашего знакомства. Лермонтов просиживал у меня по целым вечерам; живая и остроумная его беседа была увлекательна, анекдоты сыпались, но громкий и пронзительный его смех был неприятен для слуха, как бывало и у Хомякова, с которым во многом имел он сходство; не один раз просил я и того и другого «смеяться проще». Часто читал мне молодой гусар свои стихи , в которых отзывались пылкие страсти юношеского возраста, и я говорил ему: «Отчего не изберет более высокого предмета для столь блистательного таланта?» Пришло ему на мысль написать комедию, вроде «Горе от ума», резкую критику на современные нравы, хотя и далеко не в уровень с бессмертным творением Грибоедова.
Лермонтову хотелось видеть ее на сцене, но строгая цензура III Отделения не могла ее пропустить. Автор с негодованием прибежал ко мне и просил убедить начальника сего Отделения, моего двоюродного брата Мордвинова, быть снисходительным к его творению, но Мордвинов оставался неумолим; даже цензура получила неблагоприятное мнение о заносчивом писателе, что ему вскоре отозвалось неприятным образом.
Случилась несчастная дуэль Пушкина; столица поражена была смертью любимого поэта; народ толпился около его дома, где сторожила полиция, испуганная таким сборищем; впускали только поодиночке поклониться телу усопшего. Два дня сряду в тесной его квартире являлись, как тени, люди всякого рода и звания, один за другим благоговейно подходили к его руке и молча удалялись, чтобы дать место другим почитателям его памяти. Было даже опасение взрыва народной ненависти к убийце Пушкина. Если потеря его произвела такое сильное впечатление на народ, то можно себе представить, каково было раздражение в литературном круге. Лермонтов сделался его эхом, и тем приобрел себе громкую известность, написав энергические стихи на смерть Пушкина; но себе навлек он большую беду, так как упрекал в них вельмож, стоявших около трона, за то что могли допустить столь печальное событие. Ходила молва, что Пушкин пал жертвою тайной интриги, по личной вражде, умышленно возбудившей его ревность; деятелями же были люди высшего слоя общества. Поздно вечером приехал ко мне Лермонтов и с одушевлением прочел свои стихи, которые мне очень понравились. Я не нашел в них ничего особенно резкого, потому что не слышал последнего четверостишия, которое возбудило бурю против поэта. Стихи сии ходили в двух списках по городу, одни с прибавлением, а другие без него, и даже говорили, что прибавленние было сделано другим поэтом, но что Лермонтов благородно принял это на себя. Он просил меня поговорить в его пользу Мордвинову, и на другой день я поехал к моему родичу.
Мордвинов был очень занят и не в духе. «Ты всегда с старыми вестями, — сказал он, — я давно читал эти стихи графу Бенкендорфу, и мы не нашли в них ничего предосудительного». Обрадованный такой вестью, я поспешил к Лермонтову, чтобы его успокоить, и, не застав дома, написал ему от слова до слова то, что сказал мне Мордвинов. Когда же возвратился домой, нашел у себя его записку, в которой он опять просил моего заступления, потому что ему грозит опасность. Долго ожидая меня, написал он на том же листке чудные свои стихи «Ветка Палестины», которые по внезапному вдохновению у него исторглись в моей образной при виде палестинских пальм, принесенных мною с Востока:

Скажи мне, ветка Палестины,
Где ты цвела, где ты росла?
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была. и проч.

Меня чрезвычайно тронули эти стихи, но каково было мое изумление вечером, когда флигель-адъютант Столыпин6 сообщил мне, что Лермонтов уже под арестом. Случилось мне на другой день обедать у Мордвинова; за столом потребовали его к гр. Бенкендорфу; через час он возвратился и с крайним раздражением сказал мне: «Что ты на нас выдумал? ты сам будешь отвечать за свою записку». Оказалось, что, когда Лермонтов был взят под арест, генерал Веймарн, исполнявший должность гр. Бенкендорфа за его болезнью, поехал опечатать бумаги поэта и между ними нашел мою записку. При тогдашней строгости это могло дурно для меня кончиться, но меня выручил из беды бывший начальник штаба жандармского корпуса генерал Дубельт. Когда Веймарн показал ему мою записку, уже пришитую к делу, Дубельт очень спокойно у него спросил, что он думает о стихах Лермонтова, без конечного к ним прибавления. Тот отвечал, что в четырех последних стихах и заключается весь яд. «А если Муравьев их не читал, точно так же как и Мордвинов, который ввел его в такой промах?» — возразил Дубельт. Веймарн одумался и оторвал мою записку от дела. Это меня спасло, иначе я совершенно невинным образом попался бы в историю Лермонтова. Ссылка его на Кавказ наделала много шуму; на него смотрели как на жертву, и это быстро возвысило его поэтическую славу. С жадностию читали его стихи с Кавказа, который послужил для него источником вдохновения.
Между тем Лермонтов был возвращен с Кавказа и, преисполненный его вдохновениями, принят с большим участием в столице, как бы преемник славы Пушкина, которому принес себя в жертву. На Кавказе было, действительно, где искать вдохновения: не только чудная красота исполинской его природы, но и дикие нравы его горцев, с которыми кипела жестокая борьба, могли воодушевить всякого поэта, даже и с меньшим талантом, нежели Лермонтов, ибо в то время это было единственное место ратных подвигов нашей гвардейской молодежи, и туда устремлены были взоры и мысли высшего светского общества. Юные воители, возвращаясь с Кавказа, были принимаемы как герои. Помню, что конногвардеец Глебов, выкупленный из плена горцев, сделался предметом любопытства всей столицы7. Одушевленные рассказы Марлинского рисовали Кавказ в самом поэтическом виде; песни и поэмы Лермонтова гремели повсюду. Он поступил опять в лейб-гусары. Мне случилось однажды в Царском Селе уловить лучшую минуту его вдохновения. В летний вечер я к нему зашел и застал его за письменным столом, с пылающим лицом и с огненными глазами, которые были у него особенно выразительны. «Что с тобою?» — спросил я. «Сядьте и слушайте», — сказал он и в ту же минуту в порыве восторга прочел мне от начала до конца всю свою великолепную поэму «Мцыри» (послушник по-грузински), которая только что вылилась из-под его вдохновенного пера8. Внимая ему, и сам пришел я в невольный восторг: так живо выхватил он из ребр Кавказа одну из его разительных сцен и облек ее в живые образы пред очарованным взором. Никогда никакая повесть не производила на меня столь сильного впечатления. Много раз впоследствии перечитывал я его «Мцыри», но уже не та была свежесть красок, как при первом одушевленном чтении самого поэта.
Недолго суждено было Лермонтову пользоваться своею славой и наслаждаться блестящим обществом столицы. По своему заносчивому характеру он имел неприятность с сыном французского посла, которая должна была кончиться дуэлью, и, для того чтобы развести соперников, молодого Баранта отправили в Париж, а Лермонтова опять на Кавказ, с переводом в армейский полк. Видно, уже такова была его судьба, что не миновал ее даже и там, где хотели спасти его от поединка9. Он пал от руки приятеля, который всячески старался избежать дуэли, но был вынужден драться назойливостью самого Лермонтова, потому что он не давал ему нигде покоя колкими своими шутками10. Розно рассказывают причину столь странного поведения пылкого поэта, и трудно теперь узнать истину.
Мне случилось в 1843 году встретиться в Киеве с тем, кто имел несчастие убить Лермонтова; он там исполнял возложенную на него епитимию и не мог равнодушно говорить об этом поединке; всякий год в роковой его день служил панихиду по убиенном, и довольно странно случилось, что как бы нарочно прислали ему в тот самый день портрет Лермонтова; это его чрезвычайно взволновало.
На Кавказе поклонился я уединенной могиле Грибоедова, на горе Св. Давида, но мне не пришлось посетить могилы Лермонтова на водах, в виду снежного Эльборуса, которого заоблачную беседу с Шат-горою столь поэтически он подслушал и передал нам в чудных стихах. Мир душе обоих великих поэтов! С одним встретился я на заре моей жизни, с другим же в знойный ее полдень, но их память доселе живет в моем сердце. Обоих осенил безмолвным своим величием Кавказ, на котором положили огненное свое клеймо Пушкин, Лермонтов и Марлинский; вдохновенными поэмами и рассказами они еще более его сроднили с русскою землею.

Вас утомила суета города и вы хотели бы отдохнуть от его однообразия, беспрерывного шума и бешенного ритма, забыв на время о своих делах? Тогда вам просто необходимо заказать тур в египет – место, где вы окунувшись в атмосферу далекой древности, забудете не только о своих проблемах, но также получите массу впечатлений, заряд положительных эмоций и желание возвращаться сюда снова и снова.

Лермонтов без цензуры стихи

1814, октябрь – родился в Москве, в доме генерал-майора Ф.Н.Толя напротив Красных ворот в семье Юрия Петровича и Марии Михайловны Лермонтовых.

1817, 24 февраля – умерла Мария Михайловна Лермонтова, мать поэта. «Житие ей было 21 год, 11 месяцев и 7 дней» (Надпись на мраморном памятнике в Тарханах). Михаил передан отцом на воспитание бабушке Е.А.Арсеньевой.

1824, 14 января – цензор Александр Красовский разрешил к печати «La Tourterelle, Romance Russe de M-r Michel de Lermantoff, mise en musique par» в музыкальном журнале «La Harpe du Nord».

1825 – первая поездка с Е.А.Арсеньевой на Кавказ. В списке посетителей и посетительниц Кавказских вод в 1825 г. по июль под NoNo 54-62 числятся: «Столыпины: Мария, Агафья и Варвара Александровны, коллежского асессора[1] Столыпина дочери из Пензы. Арсеньева Елисавета Алексеевна, вдова поручица[2] из Пензы, при ней внук Михайло Лермонтов».

1827–1829 – обучение в Благородном пансионе при Московском университете; начало поэтической деятельности.

1828 – написана в Тарханах первая поэма М.Ю.Лермонтова «Черкесы».

1829 – первая редакция поэмы «Демон».

1830–1832 – учеба в Московском университете.

1832 – запись до 20-го мая: «Тульскому губернскому предводителю Елецкого помещика подполковника и кавалера Григория Васильева сына Арсеньева прошение» о том, что «после смерти. капитана Юрия Петровича Лермантова остался сын Михайла, достигший уже до 18 летнего возраста». Просьба внести его «в дворянскую родословную книгу Тульской губернии». («Труды Тульской губернской ученой архивной комиссии», Тула, 1915, стр. 91.) 1 октября 1831 г. Кропотове Ефремовского уезда Тульской губернии умер Юрий Петрович Лермонтов, сорока четырех лет от роду. Погребен в церкви села Шипова.
1 июня – «В правление императорского Московского университета от своекоштного студента Михайла Лермантова прошение» об увольнении «по домашним обстоятельствам», с просьбой «снабдить надлежащим свидетельством для перевода в императорский Санктпетербургский университет».
Июль – начало августа – переезд в Петербург.
14 ноября – приказ по Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров о зачислении Лермонтова на правах вольноопределяющегося унтер-офицером в лейб-гвардии Гусарский полк.
17 декабря – заведующий Школой гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров Нейдгардт дал предписание командиру школы Шлиппенбаху о переименовании Лермонтова в юнкера «с показанием по спискам из дворян».
Обучение в Школе гвардейских подпрапорщиков и кавалерийских юнкеров. С 1830 по 1832 год создано более 300 стихотворений и 13 поэм.

1834 – в рукописном журнале юнкеров «Школьная заря» помещены «Гошпиталь», «Петергофский праздник», «К Тизенгаузену» и другие «юнкерские» поэмы и стихотворения Лермонтова.

1835 – окончание Школы в звании корнета лейб-гвардии гусарского полка; завершение работы над пьесой «Маскарад». Четырехактная редакция «Маскарада» представлена Лермонтовым в драматическую цензуру императорских театров.
30 июня – цензор Никитенко разрешил к печати августовскую книжку «Библиотеки для чтения», где была напечатана поэма Лермонтова «Хаджи-Абрек».

1836, 30 или 31 марта – Лермонтов гостил в Петербурге у Никиты Васильевича Арсеньева (в Коломне, за Никольским мостом). Здесь его видел М. Н. Лонгинов, с которым Лермонтов провел вечер после обеда и которому показывал «тетрадь in folio и очень толстую; на заглавном листе крупными буквами было написано: «Маскарад».
конец апреля – начало мая – письмо Лермонтова к Е. А. Арсеньевой в Москву о том, что квартира нанята «на Садовой улице в доме князя Шаховского за 2000 рублей».
24 декабря – Лермонтов простудился и по болезни отпущен из полка.

1837 – гибель поэта А.С.Пушкина, создание стихотворения «Смерть поэта».
28 января – Лермонтовым написаны первые 56 стихов «Смерти поэта». В копии при «Деле о непозволительных стихах» – дата: «28 генваря 1837 г.».
Первая половина февраля – Лермонтов написал заключительные 16 стихов «Смерти поэта» («А вы, надменные потомки. «).
27 февраля – опубликован высочайший приказ: «Его императорское величество в присутствии своем в Санктпетербурге февраля 27 дня 1837 года, соизволил отдать следующий приказ: . по кавалерии переводятся: Лейб-гвардии Гусарского полка корнет Лермантов в Нижегородский Драгунский полк прапорщиком». Подписал военный министр генерал-адъютант граф Чернышев. ( ИЛИ, Лерм. собр., Комплект «Высочайших приказов».) Ссылка на Кавказ.

1838 – возвращение в Петербург. В № 18 «Литературных прибавлений» к «Русскому инвалиду» за подписью «-въ» напечатана «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова».

1839 – в журнале «Отечественные записки» напечатано стихотворение «Дума». В марте в «Отечественных записках» (т. II, № 3, отд. III, с. 167–212) напечатана за подписью «М. Лермонтов» «Бэла. Из записок офицера о Кавказе». Закончена работа над поэмой «Демон».
24 октября – В. А. Жуковский записал в своем дневнике: «Поездка в Петербург (из Царского Села) с Вьельгорским по железной дороге. Дорогой чтение «Демона». («Дневники В. А. Жуковского», СПб., 1903, стр. 508.)
конец декабря – И.С. Тургенев впервые видел Лермонтова в доме княгини Шаховской. (И.С. Тургенев, «Литературные и житейские воспоминания». СС в 12 томах, т. 10. – М.: Гослитиздат, 1956, с. 331.)
31 декабря – на новогоднем балу в зале Дворянского собрания в Петербурге И. С. Тургенев видел во второй и последний раз Лермонтова.[3] В эту же ночь смелая выходка Лермонтова против дочерей Николая I Марии и Ольги (одетых в голубое и розовое домино) восстановила против него Бенкендорфа. (Висковатов, стр. 314-316.)

1840, 1 января – дата стихотворения «Как часто, пестрою толпою окружен. «: «1-ое Января».
Продолжение работы над романом «Герой нашего времени».
20 января – в «Литературной газете» 20 января 1840 г. (стлб. 133) напечатано стихотворение «И скучно, и грустно», подписанное «М. Лермонтов».
16 февраля – бал у графини Лаваль, на котором произошло столкновение между Лермонтовым и сыном французского посланника Эрнестом де Барантом.
18 февраля – дуэль с Э. де Барантом за Черной речкой, на Парголовской дороге.
конец апреля – начало мая – отъезд Лермонтова от Карамзиных на Кавказ. Стихотворение «Тучи». Вторая ссылка на Кавказ.
9 мая – на именинном обеде у Н.В.Гоголя в Москве (в саду у Погодина) Лермонтов читает поэму «Мцыри».

1841 – публикация романа «Герой нашего времени».
24 мая – рапорт пятигорского коменданта о болезни Лермонтова и ходатайство о разрешении ему пользоваться минеральными водами в Пятигорске. ( «Исторический вестник» 1880, кн. 4, стр. 881.)
Последние числа мая – вышли «Отечественные записки», т. XVI, No 6, в котором напечатано стихотворение «Кинжал», подписанное: «М. Лермонтов».

1841, 15(27) июля – дуэль и смерть. См. на сайте «Литература для школьников» Смерть М.Ю.Лермонтова. Из воспоминаний А.П.Шан-Гирея.
В апреле 1842 года прах Лермонтова погребен в фамильном склепе Арсеньевых (Тарханы Пензенской губернии Чембарского уезда).

Примечания:

1. Колле’жский асе’ссор – с 1717 по 1917 год гражданский чин, занявший с 1722 года место VIII класса в Табели о рангах. До 1884 года соответствовал чину майора. (вернуться)

2. Пору’чица – женск. к поручик; жена или вдова поручика. Поручик (польск. porucznik, чеш. porucik) – чин (воинское звание) младшего офицерского состава в армии дореволюционной России. Второй обер-офицерский чин, рангом выше подпоручика и ниже штабс-капитана. (вернуться)

3. «На бале Дворянского собрания ему не давали покоя, беспрестанно приставали к нему, брали его за руки; одна маска сменялась другою, а он почти не сходил с места и молча слушал их писк, поочередно обращая на них свои сумрачные глаза. Мне тогда же почудилось, что я уловил на лице его прекрасное выражение поэтического творчества. Быть может, ему приходили в голову те стихи:
Когда касаются холодных рук моих
С небрежной смелостью красавиц городских
Давно бестрепетные руки. и т. д.» (И. С. Тургенев, СС в 12 томах, т. 10. – М.: Гослитиздат, 1956, с. 331.)
«На бале Дворянского собрания. » – . «в ночь с 31 декабря 1839 г. на 1 января 1840 г. в Дворянском собрании не было вообще никакого бала или маскарада. Остается предположить, что Тургенев «видел Лермонтова на маскараде в декабре 1839 года, как он пишет, но в какой-то другой день и в другом месте. Первый публичный маскарад Дворянского собрания в этом сезоне был устроен вскоре после Нового года – 9 января 1840 года.» (Герштейн Э. Судьба Лермонтова. – М.: Сов. писатель, 1964, с. 77, 78). (вернуться)