Сайт не настроен на сервере

Сайт www.lovelegends.ru не настроен на сервере хостинга.

Адресная запись домена ссылается на наш сервер, но этот сайт не обслуживается.
Если Вы недавно добавили сайт в панель управления — подождите 15 минут и ваш сайт начнет работать.

Лирика Марины Цветаевой

Марина Цветаева — ослепительный и важный поэт первой половины XX века.

Все в ее личности и поэзии (для нее это нерасторжимое единство) резко выходило из общего круга традиционных представлений, господствоваших литературных вкусов. В этом была и сила, и самобытность ее поэтического слова, а сообща с тем и досадная обреченность существовать не в основном потоке своего времени, а где-то рядом с ним, за пределами самых насущных запросов и требований эпохи. Со страстной убежденностью провозглашенный ею в ранней юности злободневный принцип: быть только самой собой, ни в чем не зависеть ни от времени, ни от среды — обернулся в дальнейшем неразрешимыми противоречиями трагической личной судьбы.
Характер Марины вечно был трудным и изменчивым. «Ее жизнь была клубком прозрений и ошибок»,— говорил Илья Эренбург, хорошо ее знавший. Поступками Цветаевой с дет ства и до самой смерти правило фантазерство, воспитанное на книгах.

Стихи Цветаева начала писать с шести лет, не только по-русски, но с той же легкостью по-французски и по-немецки. В 1910 году она тайком от семьи выпустила довольно объемный сборник стихов «Вечерний альбом». Его заметили и одобрили самые взыскательные критики: В. Я. Брюсов, Н. С. Гумилев, М. А. Волошин. Стихи юной Цветаевой подкупали своей талантливостью, своеобразием и непосредственностью, а некоторые из них уже предвещали будущего великого поэта, и в первую очередь безудержная и страстная «Молитва», написанная в день семнадцатилетия:

Христос и Бог! Я жажду чуда

Теперь, в данный момент, в начале дня!

О, дай мне умереть, покуда

Вся жизнь как книга для меня.

Нет, она совсем не хотела умирать в тот самый момент. Напротив, в стихотворении звучит скрытое обещание существовать и творить: «Я жажду всех дорог!» Цветаева вообще с жадностью любила жизнь и, как свойственно поэту-романтику, предъявляла ей непомерные требования.

Вслед за «Вечерним альбомом» появились ещё два стихотворных сборника Цветаевой: «Волшебный фонарь» (1912) и «Из двух книг» (1913), выпущенных на средства издательства у

Сборник стихов

Мировая классика литературы

Навигация

Полезное

Марина Цветаева «Пора! для этого огня»,
«После бессонной ночи слабеет тело», «Пригвождена»

Марина Цветаева «Пора! для этого огня»

— Пора! для этого огня —
Стара!
— Любовь — старей меня!

— Пятидесяти январей
Гора!
— Любовь — еще старей:
Стара, как хвощ, стара, как змей,
Старей ливонских янтарей,
Всех привиденских кораблей
Старей! — камней, старей — морей.
Но боль, которая в груди,
Старей любви, старей любви.

Марина Цветаева «После бессонной ночи слабеет тело»

После бессонной ночи слабеет тело,
Милым становится и не своим,- ничьим,
В медленных жилах еще занывают стрелы,
И улыбаешься людям, как серафим.

После бессонной ночи слабеют руки,
И глубоко равнодушен и враг и друг.
Целая радуга в каждом случайном звуке,
И на морозе Флоренцией пахнет вдруг.

Нежно светлеют губы, и тень золоче
Возле запавших глаз. Это ночь зажгла
Этот светлейший лик,- и от темной ночи
Только одно темнеет у нас — глаза.

Марина Цветаева «Пригвождена»

Пригвождена к позорному столбу
Славянской совести старинной,
С змеею в сердце и с клеймом на лбу,
Я утверждаю, что — невинна.

Я утверждаю, что во мне покой
Причастницы перед причастьем.
Что не моя вина, что я с рукой
По площадям стою — за счастьем.

Пересмотрите все мое добро,
Скажите — или я ослепла?
Где золото мое? Где серебро?
В моей руке — лишь горстка пепла!

И это всё, что лестью и мольбой
Я выпросила у счастливых.
И это всё, что я возьму с собой
В край целований молчаливых.

Пригвождена к позорному столбу,
Я всё ж скажу, что я тебя люблю.

Что ни одна до самых недр — мать
Так на ребенка своего не взглянет.
Что за тебя, который делом занят,
Не умереть хочу, а умирать.
Ты не поймешь —- малы мои слова! —
Как мало мне позорного столба!

Что если б знамя мне доверил полк,
И вдруг бы т ы предстал перед глазами —
С другим в руке — окаменев как столб,
Моя рука бы выпустила знамя.
И эту честь последнюю поправ,—
Прениже ног твоих, прениже трав.
Твоей рукой к позорному столбу
Пригвождена — березкой на лугу.

Сей столб встает мне, и на рокот толп —
То голуби воркуют утром рано.
И, всё уже отдав, сей черный столб
Я не отдам — за красный нимб Руана!

Ты этого хотел.— Так.— Аллилуйя.
Я руку, бьющую меня, целую.

В грудь оттолкнувшую — к груди тяну,
Чтоб, удивясь, прослушал — тишину.

И чтоб потом, с улыбкой равнодушной:
— Мое дитя становится послушным!

Не первый день, а многие века
Уже тяну тебя к груди, рука

Монашеская — хладная до жара! —
Рука — о Элоиза! — Абеляра!

В гром кафедральный — дабы насмерть бить!
Ты, белой молнией взлетевший бич!

Н. Н. В. (Цветаева)/18

Пригвождена к позорному столбу,
Я всё ж скажу, что я тебя люблю.

Что ни одна до самых недр — мать
Так на ребёнка своего не взглянет.
Что за тебя, который делом занят,
Не умереть хочу, а умирать.
Ты не поймёшь, — малы мои слова! —
Как мало мне позорного столба!

Что если б знамя мне доверил полк,
И вдруг бы ты предстал перед глазами —
С другим в руке — окаменев как столб,
Моя рука бы выпустила знамя…
И эту честь последнюю поправ,
Прениже ног твоих, прениже трав.

Твоей рукой к позорному столбу
Пригвождена — берёзкой на лугу

Сей столб встаёт мне, и не рокот толп —
То голуби воркуют утром рано…
И всё уже отдав, сей чёрный столб
Я не отдам — за красный нимб Руана!